Германо-турецкий след.

Германо-турецкий след.

Геополитические интересы Германии и Турции в отношении к России чаще совпадали, нежели расходились. Обойти этот вопрос, казалось мне, ничего не понять в особенностях отношения к татарам, как казанским (волго-уральским), так и крымским.

Министерство военных дел Австро-Венгрии заинтересовывается военнопленными мусульманами впервые в сентябре 1914 года. В декабре оно выражает готовность «содействовать пропагандистской акции русско-мусульманских военнопленных». Распоряжением министра военных дел Крабатина во всех лагерях были собраны сведения о военнопленных магометанского вероисповедания, об их настроении участвовать в «священной войне» против русских. По приказу министра начальники лагерей готовились к «достойному приему членов младотурецкого комитета», целью которого было ведение пропагандистской работы для вербовки военнопленных мусульманской веры в турецкую армию. (…) Из 20 000 военнопленных мусульман, сосредоточенных в Эгере (Богемия), согласие служить в турецкой армии дал всего 941 человек. Да и большинство из них пошли на это с целью пробраться в Турцию, рассматривая это «лишь как удобный этап для возвращения в Россию. В письме к министру иностранных дел Австро-Венгрии от 8 февраля 1915 года Крабатин отмечает, что успехи предприятия незначительны, «пропаганда священной войны не вызвала никакой реакции».

В марте 1918 года в Австро-Венгрии и Германии существуют «Союз за расширение изучения русских мусульман» и «Союз за расширение изучения татарской молодежи».[1]

Искандер Гилязов дает более развернутую картину зарождения «заинтересованности» Германии мусульманским вопросом. Зимой 1914-1915 гг. по указанию Вильгельма Второго неподалеку от Берлина создано два лагеря для военнопленных мусульман. Один из них, «Лагерь на виноградной горе», - для мусульман России. Основание - привлечь мусульман идеей «джихада», объявленного Турцией России. В лагере была возведена мечеть, работала библиотека, организован оркестр. Всего в лагере было сосредоточено около 11 000 человек. Среди военнопленных преобладали татары. На татарском языке издавались газеты «Эль-Джихад», «Яна тормыш» и «Татар иле». С 1916 года фактическое руководство лагерем по поручению Военного министерства осуществляет Алимджан Идриси[2], при котором на первые роли выходят казанские татары, которых он поддерживал особо, сам, собственно, им являясь. О том, что проект по сути провалился, мы уже знаем.[3]

В конце 1919 года в Баку Хади Атласов встречается со своим соратником по бурной политической деятельности в Казани летом 1917 года Юсуфом Музафаровым, ставшим офицером деникинской армии, который рассказал ему, как он вместе с О.Токумбетовым, деятелем Харби Шуро, летом 1918 года встречался в Германии с Эгинденбурогом, который обещал помощь немцев татарским националистом. На каких условиях – неизвестно.[4] В свое время У.Токумбетов и Ю.Музафаров были организаторами «Забулачной республики», после ее ликвидации бежали в Германию, пытаясь развернуть антисоветскую деятельность среди мусульманских военнопленных, призывая их эмигрировать в Турцию.[5]

В 1935 году в Германии создан Тюрко-татарский институт, а также организация белогвардейских туркестанских эмигрантов во главе с М.Чокаевым. Семиряга утверждает, что есть документы, свидетельствующие, что Чокаев еще в 1933 году установил непосредственный контакт с германской, а с 1935 года и с японской разведкой.[6]

Вторая мировая война. При возможном или вероятном неприятии сталинского режима волжско-татарские белоэмигранты, похоже, особой активности в годы второй мировой войны не проявляли. Сложнее ситуация с крымскими татарами. Нужно отметить их историческое тяготение к Турции. И конечно, то, что территория Крыма была оккупирована. Представитель главного командования сухопутных войск при группе армий «Юг» Зиферс в своем донесение писал, что «движение крымских татар не нужно ограничивать только Крымом. Оно станет началом татарского движения во всем Советском Союзе, где тюркские народы составляют 20 млн человек. Потенциальную силу этих народов нельзя недооценивать».[7] Но времена изменились. Между крымскими и казанскими татарами всегда существовали известные трения. К этому времени пропасть между ними стала еще больше. Кстати, весьма холодно крымские татары были приняты после выселения казахами и узбеками, и не столько из-за клейма предателей Родины. Иным оказался менталитет. С их появлением, как и с появлением чеченцев, в Средней Азии связывают распространение воровства и бандитизма. Тюркские корни крымских татар не сделали их своими.

Итак, Крым 1942 года. 2 января командующий 11-й армией приказал начальнику полиции и СД О.Олендорфу приступить к формированию татарских так называемых «рот самозащиты» Через несколько дней было получено разрешение сформировать татарские воинские части. Одновременно Оленфорд приступил к созданию политического органа, который мобилизовал бы татар на борьбу с Советской властью. 3 января под его председательством в Симферополе был создан Татарский комитет. Его члены, выбранные оккупантами, принесли мулле присягу бороться «за быструю победу Германии». Упомянутый Зиферс в том же донесении писал, что из 200 тысяч проживавших в Крыму татар удалось завербовать 20 тысяч добровольцев. Но они не пользовались доверием командования, поэтому их по 3-10 человек разбрасывали по немецким подразделениям.[8]

Вообще, по данным, приводимым Семирягой, в войсках СС служило 10 000 татар (без уточнения каких), к примеру, узбеков – 2 000, украинцев – 30 000, русских – 18 000.[9]

Вновь вернемся к Крыму. На 21 апреля 1944 с освобожденной территории Крыма в Красную армию было призвано 40 000 человек, в том же году дезертировало 20 000 татар, которые служили затем в войсках Вермахта. В итоге народ был осужден и выселен с полуострова. С апреля по июль 1944 года 225 009 крымских татар было выселено, в основном в Узбекистан.[10]

А теперь обратимся к событиям, касающимся казанских татар. Нет сомнений, что это реакция на события в Крыму. Есть еще одна немаловажная деталь: строительством советской власти в Крыму занимались казанские татары! Знаменитое постановление ЦК ВКП(б) от 9 августа 1944 года «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации». Вслед за ним выходит специальное постановление Татарского областного комитета партии от 6 октября 1944 года «Об ошибках и недостатках в работе Татарского научно-исследовательского института». Профессор Усманов однозначно оценивает постановления как проявление татарофобских и великодержавных настроений правительства, навязавшего татарам «сфальсифицированную» историю татарского народа и Золотой орды.[11] Во-первых, неправда, что она сфальсифицирована. А во-вторых, в контексте описанных нами событий... Впереди самые тяжелые месяцы войны…   

Муса Джалиль – знаковая фигура. Ее мог родить только татарский народ. Судьба его не уникальна. Героев сопротивления в фашистских застенках немало, и среди них - представители всех национальностей, но пафос его творчества – пронзительно татарский, воплотивший в себе особую татарскую боль, «историческую». Сохранение национального и исторического лица, муссирование столетиями вопроса о насильственной христианизации и русификации, и все это сконцентрировано в его отчаянных и пламенных стихах, написанных в немецких застенках. Неслучайна особая любовь народа к этому поэту – ставшему для татар эпической фигурой. Это очень странно. Но это так. Борьба в компромиссе. Давно отнят конь, а руки оплетены железной проволокой, но поэт поет. Воплощенное противоречие татарской души. Этот огонь мог вспыхнуть в столкновении германского и татарского, когда русское вынесено за скобки. Быть может, поэтому между турками и татарами столь глубокая пропасть. Взглянув в нее, начинаешь понимать близость татарского и русского, единого дома.

У татар и башкир есть два прекрасных памятника, как мне кажется, очень точно отражающих характер этих народов: рвущийся из проволочных пут татарский воин и поэт Джалиль и гордо восседающий на коне воин и поэт башкирского народа Салават. Духовная сила одного и природная сила другого. Именно это сочетание - воин и поэт. Какой силой и уверенностью дышит образ Салавата, воссозданный в скульптуре, именно таким мог быть в сознании народа борец за справедливость. Заки Валидов – воин и ученый. Насколько выигрывает эта фигура рядом с Исхаковым или Султан-Галиевым, впрочем, здесь я субъективен, Исхаков и Султан-Галиев мне просто не симпатичны. При всей противоречивости поступков первого я так ни разу и не встретил о нем отзыва, как об интригане или лицемере. Башкирский ученый или поэт – не может не быть воином. А тело погибающего батыра превращается в горы – так было с Уралом. Ярчайшая плеяда татарских деятелей начала века. Хрупкий, чистый, просветленный образ Тукая – образ собирательный. Слишком хрупкий, слишком болезненный. И жизни татарских поэтов коротки, смерти от болезней, слишком истощенными кажутся и народ и земля. И в то же время, всматриваясь в фотографии благодетелей-купцов, вы обнаружите характерную для всех черту, полные сытые лица и тела. Именно благотворительность, но не подвижничество, слишком много лишнего веса. Благотворительность вырастала на тех соках, которые высасывались из молодых жизней, неужели это не понятно? Неужели не понятно, что подхалимство предает забвению имена революционеров-татар и возвеличивает имена купцов. Высасывать соки из собственного народа и гордиться бросаемыми ему подачками! – история действительно ничему не учит.

Завершая на сегодня тупиковую главу, хочу опять сослаться на последнюю работу Семиряги:

«В разговоре с Геббельсом накануне вторжения в СССР Гитлер с тревогой говорил: «Я, конечно, точно не знаю, как будут развиваться события в течение первых недель этой войны, потому что мы впервые встречаемся с народным режимом. Как он себя будет вести, я не знаю. Ведь до сих пор мы разбивали гнилье, расхлябанные демократические и многонациональные государства».

Комментируя это признание, Геббельс на одном из совещаний в Министерстве пропаганды 1 июня 1941 года отметил, что «русские – это молодой народ… О них нельзя говорить как об усталом, декадентном, пресыщенном народе, живущем исключительно для собственного развлечения… а как о народе, который своеобразно преследует определенные цели. Если русские борются упорно и ожесточенно, то это не следует приписывать тому обстоятельству, что их заставляют бороться агенты ГПУ, якобы расстреливающие их в случае отступления, а, наоборот, они убеждены в том: «Мы теперь защищаем свою родину…»[12]