Японский след

Японский след. Опыт симультанного исследования.[1]

Случайная находка. И линия тупиковая, как казалось мне. Но отказаться от рассказа об этом я уже не мог. Прошло еще около полугода, финансирование работы прекратилось, поиски я продолжал по инерции. Случайные и неуверенные шаги со временем обретают уверенность, которую придают им последние находки.

Но по прошествии 7 лет и нескольких неудачных попыток обработать найденный материал, я вынужден разъяснить свой подход. За этот период появляется фундаментальное исследование Ларисы Усмановой по тюрко-татарской диаспоре в Северо-Восточной Азии. Мой и без того сомнительный фактологический материал, за исключением некоторых эпизодов, теряет историческую и научную ценность. И как только будет опубликована книга Ларисы на русском языке, вероятней всего, материал, касающийся структуры организации «Урал-Идель» и ее целей, биографических справок о ее руководителях, как и эти пометки, я из своего текста удалю. Но за исторической канвой событий остается материал, ценность которого трудно определить в нескольких словах, трудно подыскать форму изложения. Отчасти интуиция подталкивает меня к тому, чтобы именно таким образом попытаться оформить найденный материал. С другой стороны, я пытался восстановить не столько биографии тех или иных личностей, уточнить даты событий, но за показаниями «найти» человека, понять, на что он мог надеяться.

За бесправием человека, которому суждено было родиться татарином, возникает и другой очень сложный вопрос – не несут ли в себе организационные формы противоречие изначально. С одной стороны, это способ защиты отдельного человека, с другой – это облегчает управление общиной со стороны государства и использование в своих, порой противоречащих правам человека, целях. Один из самых сложных вопросов – вопрос адаптации (приспособления) конкретного человека, принадлежащего к национальному меньшинству, в иноязычном и иноконфессиональном государстве. Продолжается разорение и разложение в России, и деревни в районах компактного проживания татар – не исключение, что сопровождается оттоком татар из деревень в большие города, где есть надежда найти для начала не требующую квалификации работу.  Организационные формы национальных меньшинств, не имеющих никаких государственных институтов, призваны, казалось бы, морально и духовно поддержать человека, помочь ему найти работу, получить образование, создать условия и среду для удовлетворения насущнейшей потребности человека в общении, к чему и были призваны культурно-национальные автономии в России. Создание «автономий» было и логично и естественно, но на каком-то этапе происходит их «стагнация»[2]. Структурирование организации, превращение ее в прототип маленькой коммерческой фирмы, через которую начинается отмывание денег, реализация личных амбиций, позволяет отдельным лицам использовать ее в корыстных политических и экономических целях, «растворить» за лозунгами основную цель – помочь человеку стать полноценным членом общества. Вопрос с диаспорой еще сложней. Ее масштабное изучение невозможно без изучения истории разложения конфессиональных общин, что приводит к «вливанию» интеллектуального потенциала в мировую культуру и экономику. К примеру, ни одна община не представляет такой структурной жесткости и нетерпимости по отношению к представителям других религий и национальностей, как иудаистская. За самозащитой и выживанием крылась идея «избранности» и презрение к «инакомыслящему».[3] Инквизиция не кажется такой страшной. Признаюсь в более страшном грехе – в мысли, что арийский фашизм «калькирован» с еврейского сионизма. И за этим крылось еще более страшное явление – презрение к личности и ее правам. Христианство, зарождающееся на почве той же семитской расы в лоне иудаизма делает отчаянную попытку утвердить права индивидуума и закладывает основы свободы совести.

Судьба ислама, кажется мне, более загадочной. Зарождаясь, как реакция на произвол иудаистской общины и христианский произвол личности и именно на семитской основе, он ищет «золотую середину», и не находит до сих пор. Проблема самоидентификации татар до сих пор не разрешена: религия и язык как основание для требований особого статуса и организационных форм, порой начинают приобретать крайне агрессивные формы, оказывая сильное моральное давление на личность, подкрепляя «комплекс непрошенного» «комплексом отрекшегося от родного». Поразительно другое – мы живем не на чужбине.

Вопрос этого соотношения (противоречия) прав и свободы личности в зарубежной диаспоре сложнее и фактически не изучен. За первым шагом – восстановлением исторических фактов, должен последовать другой шаг – выявление именно внутренних (не внешних, как тотальное противостояние Японии и СССР, особенно в 30-40-е годы ХХ столетия) противоречий, которые и являются основой развития как самой идеи национального самоопределения, так организационного ее оформления. «Выпадая» из организации, ты как бы теряешь свою идентичность с народом, от тебя «отрекаются», и не народ, а те, кто присваивает себе право судить за народ, и ты вынуждено вливаешься в национальное пространство того государства, в котором оказываешься.

На примере Урала, за 15 лет произошла следующая деформация «культурно-национальной автономии»: она полностью попадает в финансовую зависимость от коммерсантов и политиков, имевших сомнительное прошлое, которые начинают использовать национальную идею в своих коммерческих и политических интересах, опускается уровень культуры руководителей и участников автономий, происходит отток интеллигентных людей, вполне адаптировавшихся в русскоязычной реальности, происходит конфронтация между татарами и башкирами, с новой силой дают о себе знать исторические претензии друг другу, - одним словом, за несколько лет существования автономии она перерождается и теряет свое прогрессивное значение. Эта форма поддержана государственными структурами. Культурная деятельность низведена до «лубка», любой остро поставленный национальный вопрос снимается самими татарами. Вмешательство государства теряет необходимость, автономия переходит под самоуправление, «самоконтроль», «не подавляя», а только не допуская каких-либо новых веяний. В итоге, создается «видимость» деятельности, которую остро чувствует молодежь, оставляя в недоумении руководителей организации, почему нет никакого притока образованных и думающих молодых людей. Тем самым, организация добивается прямо противоположного эффекта: способствует не национальной консолидации и развития творческого потенциала, но, напротив, ускоряет процессы ассимиляции татар в русскоязычной среде.[4]

За последние годы мы получили и другой бесценный опыт – полный крах идеи возможного объединения на почве тюркских или мусульманских корней. Эмигранты из Средней Азии и Кавказа создают в крупных городах Урала мощные диаспоры, вытесняют татар из мечетей, привнося чуждые татарам национальные традиции в современные формы ислама, что одновременно дает понять, насколько огромная пропасть лежит между тюркскими и мусульманскими народами. Это подчеркивает и обостряет проблему свободы выбора и прав отдельной личности, которая все острее начинает чувствовать свое одиночество. Когда «апелляция» к корням уже невозможна, а растворения в русскоязычной среде не произошло. Свобода не-выбора грубо может прозвучать так: я хочу оставаться татарином вне ислама и в русскоязычной реальности, я хочу гордиться этим, мои предки были татарами, и я горжусь ими. В кого же превращается такая личность? В изгоя – в Древней Руси – это и «попов сын грамоте не умеющий, и холоп из холопства выкупившийся, и купец одалживающий, и князь осиротевший», одним словом, человек, из общины вырвавшийся (Этимологический словарь русского языка Преображенского). У Ожегова в словаре: человек, вышедший из прежнего состояния и лишенный средств существования. Нечто вроде диссидента – «инакомыслящего», как для татар, так и для русских…

Я делюсь этими мыслями с тем, чтобы обратить внимание, что вопрос организации – это вопрос ее трансформации, в основе которой, как кажется мне, заложено то противоречие, о котором я говорил выше. Вот почему вижу столь актуальным изучение эволюции, разложения и исчезновения маньчжурской диаспоры. 

Признаюсь, начав исследование, я весьма недальновидно, ведомый эмоциями, прихожу к негативной оценке деятельности «Урал-Идель», слишком глубокое впечатление на меня производят репрессии 30-х годов в России. Кто лично знакомился с этими документами, невольно начинает испытывать страх не просто перед жестокостью, сколько перед бессмысленностью жестокости (кто не служил в армии, тому лучше воздержаться от обсуждений ее недостатков, даже если у него развито чувство «представления»). Проходит время, и я задумываюсь над другим: а какие еще могли быть способы защитить себя от государственного произвола СССР, Германии и Японии (в относительно узком аспекте, ибо европейским странам гордиться было тоже нечем)? В противостоянии Гаяза Исхаки и Курбан Галиева проявился очень широкий диапазон проблем -  от разницы национальных темпераментов татар и башкир - противостояние, которое на самом деле навсегда породнило эти народы, до попыток найти теоретические основы для создания правового пространства для народов, не имеющих своего государства. В этом противостоянии, взаимообусловленности на самом деле отражена чуть ли вся история двух народов. Неприятие дальневосточной «возни» объясняется просто: что же делать с миллионами людей, отданных на алтарь этой благородной борьбы за национальную идею?.. В этом мире, если ты не принимаешь позицию ни одной из сторон, все равно не сможешь остаться «в стороне», нейтралитет невозможен. Любое сопротивление втягиванию в конфликт будет оценено как вражеское. Ты обязательно станешь чьим-либо врагом, и не становясь ничьим союзником.

Глядите, какие судьбы. В итоге все разочарованы в возможности изменить этот мир. И Исхаки, и Курбан Галиев, и один самых ярких и противоречивых башкирских деятелей Заки Валидов в конце концов уходят от активной политической деятельности. И все дожили до глубокой старости. И в этом тоже своеобразная ирония, ибо сколько человек было расстреляно, даже не поняв, за что…  

Итак, Верхотурье. Некогда и ныне вновь центр православия на Урале. Почему бы от Верхотурья по карте не прочертить тюрко-татаро-мусульманскую прямую к Северо-Восточной Азии? Оказалось, не трудно.

Маньчжурия. 1895-1903 гг. Строительство Китайско-восточной железной дороги, управление которой находится в городе Харбин, территория вокруг дороги администрируется Россией. Вместе с освоением края успешные татарские купцы начинают более интенсивно осваивать китайский рынок. Не будем забывать об этом, когда будем рассматривать судьбу немалочисленной татарской диаспоры в Маньчжурии, не будем забывать и о том, что потерян российский рынок и политический статус, ставящий жизнь диаспоры в полную зависимость от проникновения в Китай иностранного капитала. Татары в лучшем случае занимаются лишь мелким бизнесом, нанимаясь в торговые фирмы, представленные другими странами. Но за, казалось бы, вполне обычными жизнями наших героев, просматривается другое – бесправие эмигранта, вслед за которым следуют компромиссы и шаткая позиция, порой приводящие к неизбежному сотрудничеству с врагами твоей «бывшей» родины.

В 1920 году территория КВЖД переходит в ведение Китайской республики. В Маньчжурии обосновываются покинувшие Советскую Россию эмигранты. В 1924 году Советская Россия подписывает договор с Китаем о совместной эксплуатации дороги. В 1932 году Япония захватывает Маньчжурию и создает марионеточное государство Маньчжоу-Го. В 1935 году – соглашение о переуступке японцам советских прав на КВЖД.[5] В 1935 году создается Бюро по делам российских эмигрантов, регистрация в котором обязательна для всех бывших россиян.

В 1927 г. Япония напала на Китай. СССР в 1937 г. заключил с Китаем договор о ненападении и оказал ему помощь в борьбе с агрессором. Японские войска в этот период неоднократно совершали военные нападения на СССР и на союзную ему Монгольскую Народную Республику: в июне 1938 г. японские войска вторглись в СССР в районе озера Хасан, но были разгромлены. В мае 1939 г. Япония крупными силами напала на МНР в районе реки Халхин-Гол. И вновь Япония терпит сокрушительное поражение. Но жизнь российских эмигрантов идет своим чередом. Никаких отголосков этих событий я не обнаруживаю.

Август 1945 года. Освобождение Маньчжурии. Задерживаются все подозрительные личности российского происхождения, часть из которых направляется в Верхотурье. 1946 год – подымаются дела по националистической организации «Идель-Урал» (а также, по принадлежности к Бюро по делам российских эмигрантов). Все татары, задержанные в Маньчжурии и отправленные в Верхотурье, проходят именно по этому делу. При существенной нехватке информации, гипотеза напрашивается сама собой. А рассказ об этом своеобразном ответвлении в судьбе народа я хочу начать с самой «бесцветной», самой непримечательной судьбы, но именно она более всего вызывает какое-то щемящее душу ощущение, а порой даже страх.

Хочу сказать еще, что на эти материалы я наткнулся в поисках следов наших земляков, эмигрировавших в Маньчжурию. В Государственном архиве административных органов Свердловской области (ГААОСО) этих следов я не обнаружил. Что касается особой позиции именно татар, мне кажется, она остается той же: скорее, это - замкнутый образ жизни, каким они отличались и в России, аполитичная и пассивная позиция выжидания, какой они отличались и в годы гражданской войны. Крайне сомнительна восторженная поддержка японских амбиций. Тема, безусловно, интересная, но я сомневаюсь в возможности ее детального изучения на основе материалов Екатеринбургских архивов. Не могу решить какую форму придать повествованию и пока выстраиваю главу по персоналиям. Чтобы лишний раз не прибегать к комментариям относительно правдоподобия событий, прошу читателя постоянно помнить о том, что в основе рассказа лежат протоколы допросов, притом, что на это наслаивается еще и то, что допрашиваемые пересказывали услышанное от третьих лиц. Но, несомненно, они обладают большей достоверностью, чем признания на процессах конца 30-х годов. На сегодня, пока не опубликован материал по репрессиям конца 30-х годов над татарами Урала, «работавших» на японскую разведку, к этому материалу считаю необходимым приложить таблицы, касающиеся этих событий. Остаюсь при глубоком убеждении крепкой взаимосвязи всего, что происходило вокруг Советского Союза в самый страшный период его истории.

Рустам Бикбов. г.Екатеринбург, 2002-2009.

Работы Ларисы Усмановой, размещенные в интернете: