Сарабский и Шарафутдинов. Продолжение.

Сарабский и Шарафутдинов. Продолжение.

Справка от 11 мая 1939 года по поводу Халькова говорит о том, что он никакого отношения к делу не имел. Хальков уже арестован.[1]

Из протокола допроса Шарафутдинова по делу Сарабского от 27 июня 1940 года, допрос ведут начальник 3 отдела УГБ старший лейтенант ГБ Шашкин и начальник 2 отделения 3 отдела УГБ Шарин:

«В допросах Садыкова я принимал участие и писал его протокол вместе с бывшим зам.начальника 3 отдела УГБ Кричманом и еще один работник, фамилии которого сейчас не помню.

Теперь, обдумав вопрос с делом Сарабского, я пришел к выводу, что показания Садыкова в отношении Сарабского не соответствуют действительности по следующим мотивам:

При допросе Садыкова, Садыков не сам назвал Сарабского, как участника контрреволюционной организации, а ему один из следователей, не помню сейчас кто, назвал Сарабского, спросив Садыкова «Сарабский тоже состоял в Вашей организации»? Садыков ответил – да. Ему тогда снова задали вопрос «Вы его завербовали»? Садыков ответил: да.

Учитывая то обстоятельство, что Садыков прошел камерную обработку в камере №9 в тюрьме №1, в которой подследственных настраивали т.н. «колуну» на то, чтобы они подписывали все то, что скажет следователь, я и делаю вывод, что Садыков назвал Сарабского, как участника контрреволюционной организации именно потому, что ему назвали его при допросе один из следователей».[2]

Следующий вопрос звучал приблизительно так:

«Обвиняемый Сарабский от 15 февраля 1939 года в заявлении на имя Председателя Верховного Совета СССР говорит, что к нему при следствии по его делу Вами, Шарафутдиновым, применялись провокационные методы следствия, в частности, Сарабский заявляет следующее:

«19 января 1938 года следователь Шарафутдинов вызывает меня и предъявляет протокол обвинения санкционированный военным прокурором по ст.58-6-11, т.е. будто бы я состоял в буржуазно-националистической контрреволюционной партии и одновременно являюсь агентом японской разведки.

Прочитав мне протокол обвинения я возмутился этому ложному грязному обвинению и потребовал основания для предъявления этого протокола, следователь мне тут же показал заявление редактора областной национальной газеты «социализм юлы» Садыкова в том, что будто бы я завербован им в вышеуказанную организацию. Когда я тут же потребовал очную ставку с Садыковым следовательзаявил «Садыков тоже не виновен, не сотоит ни в какой контрреволюционной организации, но подписанием этих документов он помогает партии и правительству». Подвергаясь каждодневной обработке камеры в течение месяца обману и провокации со стороны следователя Шарафутдинова и начальника отделения Халькова вынудили и заставили меня подписать ложный документ. Например следователь Шарафутдинов говорил: «партия и правительство нуждается в документах для того, чтобы из страны Советов изгнать и предъявить счет множеству иностранных консулов на материальные убытки, причиненные их агентурой. Сейчас в Москве при Наркомотделе работает специальная комиссия лиги наций, которая рассматривает эти документы, после чего этот вопрос будет обсуждаться на очередной сессии лиги наций. Дальше следователь продолжает, чтобы помочь партии и государству за это взялись органы НКВД, «для того мы, некоторые следователи создали буржуазно-националистический контрреволюционный штаб, во главе которого назначили сына крупного кулака муллы Абайдуллина Шагата (психически больного, лежавшего в психических больницах Перми и Свердловска) и заместителями назначили Садыкова и Ижбулатова. Через Абайдуллина мы вербуем беспартийных, а через Садыкова и Ижбулатова – коммунистов в эту контрреволюционную организацию. Ты обязан верить органам НКВД как старый член партии, т.к. этим делом руководит секретарь ЦК Ежов по поручению ЦК ВКП(б). Подписав этот документ через месяц или полтора вы будете освобождены».

Подтверждаете ли Вы факты, изложенные Сарабским в его заявлении?[3]

Ответ: Факты провокационных методов ведения следствия я категорически отрицаю.

Никаких уговоров провокационного характера при следствии по делу Сарабского я не применял. Протокол допроса Сарабского первоначально писал я вместе с бывшим зам.нач. 3 отд. Кричман, протокол этот был написан от руки примерно на 3-4 страницах протокол писал в присутствии Сарабского и был им подписан.

Впоследствии этот протокол мною был передан Кричману, который его редактировал, причем поправок было настолько много, что впоследствии отпечатывания, он оказался значительно больше, чем был раньше. Ясно, что содержание протокола было изменено, в частности в первоначальном протоколе допроса в числе завербованных Сарабским был указан Хафизов работник Манчажского РК ВКП(б), а после корректировки протокола вместо Хафизова был включен Кричманом Колпаков».

Далее Шарафутдинов пространно расказывает о том, что Сарабский отказался подписывать этот протокол: тот был написан от руки, этого я не говорил и т.д. Далее по тексту: «Примерно часа полтора я убеждал Сарабского в необходимости подписать этот протокол. Я говорил Сарабскому, что его жизнь в руках следствия, что протокол корректировал начальник и его надо подписать, но он упорно не подписывал. Тогда я попросил зайти ко мне пом.нач. 2 отделения Халькова и помочь убедить Сарабского, когда Хальков зашел ч передал ему записку, что ухожу в буфет и вышел, пояснив предварительно, что Сарабский отказывается от подписи протокола. Когда я вернулся из буфета, то протокол был уже подписан».[4]

27 июня 1940 г. проводится очная ставка Сарабского и Шарафутдинова. Каждый остается при своем, Сарабский лишь делает одно дополнение: Кричмана я совершенно не знал. Кроме Шарафутдинова меня никто не допрашивал и протокол подписал в присутствии только одного Шарафутдинова.[5]