О "культуре труда"

О "культуре труда".

Заметки на полях ранних работ Георга Лукача.

Что спасает и отчасти оправдывает нас в текущей монтажной работе, где мы обслуживаем определенные нужды людей относительно состоятельных – это попытка найти в этих людях что-то человеческое. Но выводы приходится делать неутешительные: с этими людьми нового общества не построишь. Если старшее поколение  имеет порою неплохое образование, то о детях и этого сказать невозможно. Если старшее поколение, воспитанное не пришельцами, не на Марсе и не в Америке, а своими родителями и здесь, на этой грешной многострадальной земле, родителями, которые представляют часто честных советских тружеников, переживших тяжелые годы вместе со страной, так вот это поколение где-то глубоко в душе совестится того, что сделало и делает со страной, а образование позволяет ему демагогией прикрывать свое бесстыдство и одновременно успокаивать свою совесть, то новое поколение, уже пресыщенное полуобразованное, не утруждает себя и этим, оно ведь не разворовывало страну, оно «законно» владеет положением, деньгами, властью… Зрелище печальное и безнадежное. Для этих людей все остальные - неудачники. Эти уже волками будут вгрызаться в «свое право» собственности, уже узаконенное родителями как священное, эти с оружием в руках, в крайнем случае, будут отстаивать его. Самое страшное, что это абсолютно невежественное поколение, не представляющее, откуда берутся капиталы, откуда берутся доходы и прибыль, о совести мы не говорим, она базируется на абсолютной уверенности, что богат - деятельный человек.

Ключевым понятием, независимо то того, что «пролетариат выродился», ему на смену приходит другая, трудноопределимая, потому не осознанная и не осознающая себя движущая сила истории, по-прежнему, остается понятие «труда». Забегая вперед, поясню, что никто никогда и не ожидал «скачка» в будущее свободы, тем более, на том уровне развития производительных сил, который имела отсталая аграрная Россия. Интересно, как намеренно разводит Лукач понятия «морали» и «права», при этом ведь отдавая себе отчет, что «развести» их невозможно. В понятие права он вкладывает смысл принуждения, морали – сознательность. То, на чем зиждется производство, - это, прежде всего, дисциплина труда. Экономическое «принуждение» не отторжимо от правового и морального. Почему бы нам, в противном случае, не воровать и не обманывать? Собственно, воруют и обманывают все,  все так живут, чем же я хуже?...

Так вот, вопрос стоит о сознательной трудовой дисциплине, на что и уповали марксисты. Мы наталкиваемся на парадокс, который в силу своей субъективной природы и становится самым «слабым» звеном в марксизме. На определенном этапе развития производительных сил принуждение при социализме столь же необходимо, как и при капитализме. Разница в «свободном выборе» рабочим классом этого принуждения, то есть сознательном, или моральном, по Лукачу. Все прекрасно понимают, что это невозможно. Здесь и возникает грандиозная фигура Ильича – только партия, представленная наиболее сознательным слоем рабочего класса (или интеллигенции, осознающей свою роль и с развитым чувством справедливости) может «направить» его в будущее. Отсюда основная роль партии – «просвещенческо-пропагандистская». Организационные вопросы партии отчасти отражают ее целеполагающую роль и являются калькой возможной тактики строительства государства.

А вот эту цитату из «молодого» Маркса привожу полностью, она очень содержательна:

«Так в оформившемся пролетариате практически закончено отвлечение от всего человеческого, даже от видимости человеческого, так как в жизненных условиях пролетариата все жизненные условия современного достигли высшей точки бесчеловечности[1]; так как в пролетариате человек потерял самого себя, однако вместе с тем не только обрел теоретическое сознание этой потери, но и непосредственно вынужден к возмущению против этой бесчеловечности велением неотвратимой, не поддающейся уже никакому приукрашиванию, абсолютно властной нужды, этого практического выражения необходимости, то ввиду всего этого пролетариат может и должен себя освободить. Но он не может освободить себя, не уничтожив своих собственных жизненных условий, не уничтожив всех бесчеловечных жизненных условий современного общества, сконцентрированных в его собственном положении».

Последнее в принципе невозможно было на определенном этапе развития нашего общества. Бесчеловечность может приводить только к слепому бунту, который крушит все, что составляет эти условия, т.е. по сути, крушит «кажимость». Бесчеловечность – основа отчаянья[2], от которого спасает солидарность, основанная на сострадании[3]. Уникальная способность к диалектическому осмыслению развития общества постоянно и моментально заставляла Ильича менять тактику, но способность эта была уникальна. «Сознанием» пролетариата (сам он им не может обладать в силу именно своего положения), которое и должно было стать основой дисциплины труда, что только и могло привести к скачку в развитии производительных сил и освободить рабочего от непосильного и бесчеловечного труда, и должна была явиться партия. Однако произошло нечто другое…

Итак, мы никуда не можем деться от необходимости трудиться. Ежедневный тяжелый труд в просыпающемся сознании может породить только ощущение бессмысленности жизни, в которой ничего не может измениться в обозримом будущем. День тупо трудиться, вечер тупо отдыхать (или пить). Первые годы энтузиазма сменяются апатией, сомнениями и разложением. «Экономическое принуждение» теряет свою роль, и власть скатывается к принуждению «правовому», о чем тоже предупреждает Лукач уже в 1919 году. «Правовое пролетарское» принуждение уравнивает всех и оборачивается бесправием для личности. Пролетариат еще более выявляет свою «бесчеловечную» сущность, о которой и говорит Маркс. Но почему партия срастается с государственной властью, перестает быть «сознанием пролетариата», контролером власти. Ведь Сталин и становится выразителем этого абстрактного сознания пролетариата. Неудивительно, что в абстракциях теряется и обесценивается личность, а стало быть, и жизнь человека как таковая. Устояла Империя. В этих условиях невозможно говорить о культуре труда. Об интенсивности – да, основана ли она на энтузиазме масс или на насилии. Но мы одиноки в этом мире. Война «обосновывает» и то и другое… и оправдывает. Возлагать ответственность на партию или на человека просто смешно.

Но у Маркса есть еще одно удивительное замечание. Богатство человека определяется наличием свободного времени, а потребности человека, удовлетворение которых и возвращает человека к самому себе, не ограничиваются удовлетворением физических нужд человека. В том-то и дело, что любой мыслящий человек никогда не спутает физическое удовлетворение или наслаждение с удовлетворением духовных потребностей, о которых сегодня вообще речи не идет. Но для чего человеку нужно свободное время, это богатство, - чтобы полнее развивать свой творческий потенциал. А вот это понятие уже непосредственно примыкает к понятию культуры труда. Творчество – вот сфера, где и лежит необходимость и возможность удовлетворения духовных потребностей, не в религии, не в просиживании в театрах или на концертах и причмокивании, ах, как это очаровательно, гениально. Вздор все это. На «вершине» культура рафинирована и беспола, для  людей, которых уже ничто не возбуждает, кроме этой искусственности. Осваиваемые буржуазной культурой достижения выдающихся людей, вписываются в систему ценностей только после кастрации, когда истинно духовное и демократическое содержание, противостоящее пошлости, низости особенно мелкого буржуа, выхолощено. Как оперы Верди были символом борьбы итальянского народа за независимость и демократию, а арии из опер знал народ и распевал на баррикадах, как философия Фихте звучала призывом к борьбе с Наполеоном, а творчество всех выдающихся писателей России, не было ли оно устремлено к мечте о более справедливом обществе?  Господи, уму непостижимо, как могут наслаждаться нынешние эстеты книгами Гоголя, Толстого, Достоевского, если каждое движение их пера брызжет презрением к тем ценностям, которыми живут те самые эстеты. А в творческом труде. Почему же мы вновь сталкиваемся с проблемой? Став сырьевым придатком Европы, растеряв с таким трудом накопленный интеллектуальный и духовный потенциал, мы вынуждены замалчивать эти аспекты проблемы. Не способные удовлетворить эти потребности, мы, если не сможем их замолчать, то исказим их суть. Но воспитание духовных потребностей также труд, культуру которого необходимо возделывать постоянно, а это – уже вопрос индивидуальной совести носителей культуры как таковой, но совесть свою они уболтали быстрее, чем можно было ожидать. Но самым уникальным и ключевым понятием становится понятие «потребности в труде». Приходишь в ужас, общаясь с выпускниками гуманитарных ВУЗов, насколько же извращено сознание. Еще тяжелей думать о том, что им преподают люди, с которыми я учился. Мне помнится, что им были не чужды ценности, на которых мы воспитывались. Плохо всматривался…

Итак, отметим первое: независимо от способа производства, независимо от декларируемого строя, существуют совершенно объективные законы Системы, которым с необходимостью подчиняется индивидуальная или партийная Воля.

Говорить о пролетариате и крестьянстве на сегодняшний день – бесперспективно. В наличии – их полное разложение, носящее, пожалуй, объективный характер. Пролетариат не может быть движущей силой, а его «сознание» в виде коммунистической партии может носить только ограниченный консолидирующий характер. К тому же, мы видели, что в ней самой заложено то противоречие, которое и привело ее к полному вырождению и разложению в лице Горбачева, Ельцина, Росселя и т.д. Молодых правителей упрекнуть в этом нельзя – они «вынуждены» отстаивать вымороченные ценности, переданные им по наследству. Те, кто отказывается от этого «наследства», уходят или вычеркиваются.

Но наряду с этим в развитие мировой истории все отчетливей и грубее вторгается другая сила. Это экономически зависимые страны третьего мира, дающие дешевое сырье и дешевую рабочую силу. Россия может уповать только на приток дешевой рабочей силы с Востока и на экспорт сырья. Других источников «стабильности», которую видят, пожалуй, только наши политики и бизнесмены, - нет и не видно. Причем, если эксплуатация сырьевой базы носит абстрактный характер, записываемый на счет следующих поколений, то жестокая эксплуатация иноземной рабочей силы – конкретна. В основе – нужда, страдание и унижение, т.е. то, что осознать может только тот, кто в это положение попадает.

Но вернемся к предыдущим нашим выводом. А именно, что ислам с необходимостью должен поддерживаться политикой и капиталом развитых стран, что ислам – единственное средство удержать в колониальном зависимом состоянии страны третьего мира. С другой стороны, при неразвитых капиталистических отношениях стран сырьевых придатков нет никакой другой консолидирующей силы, способной что-то изменить, кроме ислама. Мы натыкаемся на забавный парадокс. В исламе – безысходность, в нем же и надежда… Но насколько же есть надежда в пробуждении того сознания, о котором мы говорили, в обездоленных людях, у которых-то надежд нет. Индивидуально, при условии принятия правил игры больших, ты можешь влиться и раствориться в западном образе жизни, - другого не дано. Трудно себе представить, что станет с миром, обрети Восток самостоятельность… Но ведь для этого нужно что-то делать. Но если нет культуры труда? Ведь Восток был развращен возможностью жить, «предоставляя» право трудиться другим… Но бедность неработающего человека или уповающего на милосердие всевышнего не вызывает даже сочувствия. Возможно, возможно, что мировая идеологическая война, а с другой стороны, и надежда на что-то новое в узелке, запутанном, туго скрученном лежат в таинственных глубинах Ислама. Но мы не раз наблюдали, как прогрессивная роль религии скоро вырождается в нечто совершенно противоположное. И все же ключевым понятием, я полагаю, по-прежнему, остается понятие труда, соответственно, понуждения к труду, принуждения к труду, потребности в труде. Роль воспитания – развивать потребность к труду, совесть, которая понуждает к труду, не терпя принуждения.

Прежде чем «даровать» надежду, ее надо «обрести»…

Знаете, на днях думал о возможных судьбах, о духовном сомнительном богатстве расцветающего, милого, в принципе, поколения, и привиделось мне нечто странное… Не спится и Медведеву, с боку на бок поворачивается, кряхтит, лапу посасывает, думать особо не думается сильно, не тому учили, считает, да и тут-то сосчитает до сотни, а далее только тысячами. До тысячи дошел, перешел на сотню тысяч, но на миллиарде сбивается. А беспокоит-то вот что. Давеча обещания давал, что в России будут жить хорошо, добьётся он этого, да как добьётся-то только? ведь воруют и работать-то никто уже не только не хочет, но и не может. А ведь так подмывало сказать, – в России жить честно будут, - забывается он в дрёме. И тут же просыпается в холодном поту, когда его берут под белы рученьки и отводят в сумасшедший дом. А какие простые слова «жить честно и трудом своим зарабатывать деньги», а как дико это звучит, прости Господи… На следующее утро он как заведенный талдычит «наше общество социальное», - Господи, кто же его этому учил, - а государство правовое… Вот здесь-то и вспоминаешь вновь Лукача, в таком «правовом государстве» нет места морали, оно аморально. А если они построят это правовое государство, полагаю, что свет познакомится с очередной модификацией того режима, который некогда назывался царизмом, потом сталинизмом, а далее…

 Рустам Бикбов. 14 февраля 2009 г.